Рецептор — орган, специально
приспособленный для рецепции раздражений, легче, чем прочие органы или нервные
волокна, поддается раздражению; он отличается особенно низкими порогами
раздражения, т. е. его чувствительность, обратно пропорциональная порогу,
особенно высока. В этом первая особенность рецептора как специализированного
аппарата: обладая особенно большой чувствительностью, он специально
приспособлен для рецепции раздражений.
При этом рецепторы приспособлены для рецепции не любых раздражителей.
Каждый рецептор специализируется применительно к определенному раздражителю.
<...> Так, образуются тангорецепторы, приспособленные к рецепции
прикосновения, густорецепторы — для рецепции вкусовых раздражений,
стиборецепторы — для обонятельных, приспособленные для рецепции звука и света
фоно- и фоторецепторы.
Таким образом, специальная приспособленность к рецепции раздражений,
выражающаяся в особо высокой чувствительности, — во-первых, и приспособленность
к рецепции специальных раздражителей, т.е. специализация рецепторов по виду
раздражителей, — во-вторых, составляют основные черты, характеризующие
рецепторный аппарат.
В парадоксальной форме специализация органов чувств, или рецепторов,
выражается в том, что и неадекватный раздражитель, воздействуя на определенный
рецептор, может вызвать специфические для него ощущения. Так, сетчатка дает
световые ощущения при воздействии на нее. как светом, так и электрическим током
или давлением («искры из глаз сыплются» при ударе). Но и механический раздражитель
может дать ощущение давления, звука или света в зависимости от того,
воздействует ли он на осязание, слух или зрение. <...> Основываясь на
этих фактах и опираясь на специализацию «органов чувств», И. Мюллер выдвинул
свой принцип специфической энергии органов чувств. Основу его составляет
бесспорное положение, заключающееся в том, что все специфицированные ощущения
находятся в определенном соотношении с гистологически специфицированными
органами, их обусловливающими. Это правильное положение, подтверждаемое
обширными психофизиологическими данными, завоевало принципу специфической
энергии органов чувств универсальное признание у физиологов.
На этой основе Мюллер выдвигает другую идею, согласно которой ощущение
зависит не от природы раздражителя, а от органа или нерва, в котором происходит
процесс раздражения, и является выражением его специфической энергии.
Посредством зрения, например, по Мюллеру, познается несуществующий во внешнем
мире свет, поскольку глаз наш доставляет впечатление света и тогда, когда на
него действует электрический или механический раздражитель, т. е. в отсутствие
физического света. Ощущение света признается выражением специфической энергии
сетчатки: оно — лишь субъективное состояние сознания. Включение физиологических
процессов в соответствующем аппарате в число объективных, опосредующих условий
ощущения превращается, таким образом, в средство отрыва ощущения от его внешней
причины и признания субъективности ощущения[1]. Из связи субъекта с
объектом ощущение превращается во включенную
между субъектом и объектом завесу.
Стоит подойти к интерпретации того позитивного фактического положения,
которое лежит в основе субъективно-идеалистической надстройки, возведенной над
нею Мюллером, чтобы те же факты предстали в совсем ином освещении. В процессе
биологической эволюции сами органы чувств формировались в реальных
взаимоотношениях организма со средой, под воздействием внешнего мира.
Специализация органов чувств совершалась под воздействием внешних
раздражителей; воздействие внешнего мира формирует сами рецепторы. Рецепторы
являются как бы анатомически закрепленными в строении нервной системы
отпечатками эффектов процессов раздражения. Нужно, собственно, говорить не
столько о специфической энергии органов чувств, сколько об органах чувств
специфической энергии. «Специфическая энергия» органов чувств или нервов,
взятая в генетическом плане, выражает, таким образом, пластичность нерва по
отношению к специфичности внешнего раздражителя. Источники специфичности нужно
первично искать не внутри, а во вне. Она свидетельствует не о субъективности
ощущения, а об его объективности. Эта объективность, конечно, не абсолютная.
Ощущение и степень его адекватности действительности обусловлены и состоянием
рецептора, а также и воспринимающего организма в целом. Существуют и иллюзии, и
галлюцинации, существуют обманы чувств. Но именно поэтому мы и можем говорить о
некоторых показаниях чувств как иллюзиях, галлюцинациях и обманах чувств, что
они в этом отношении отличаются от других объективных, адекватных действительности
показаниях органов чувств. Критерием для различения одних от других служит
действие, практика, контролирующая объективность наших ощущений как
субъективного образа объективного мира.
В данном случае, как и в некоторых других, С. Л. Рубинштейн довольно близко
подходит к будущей формулировке своего принципа детерминизма (внешние причины
опосредуются внутренними условиями). Здесь он справедливо подчеркивает, что
физиологические и психические процессы должны быть включены в состав
(внутренних) условий, опосредующих внешние воздействия, и это опосредствованно,
вопреки И. Мюллеру, означает не отрыв познающего субъекта от познаваемого
объекта, а, напротив, взаимосвязь между ними. С позиций вышеуказанного принципа
детерминизма С. Л. Рубинштейн осуществил впоследствии блестящий анализ трудов
И. Мюллера и Г. Гельмгольца, во многом заложивших основы современной
психофизиологии органов чувств (см.: Рубинштейн
С. Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959. Раздел «Об ощущении».
С. 43—50). (Примеч. сост.)
|